Последний римлянин
Борис Константинович Зайцев (1881–1972)
В беседе с Роменом Ролланом
Писателей Ромена Роллана и Бориса Зайцева связывало не только знакомство: в разное время они были выдвинуты на Нобелевскую премию по литературе. И если Ромен Роллан в 1915 году получил эту премию, то Борис Зайцев, представленный на соискание в 1962 году, так и остался в истории номинантом…
Писателей Ромена Роллана и Бориса Зайцева связывало не только знакомство: в разное время они были выдвинуты на Нобелевскую премию по литературе. И если Ромен Роллан в 1915 году получил эту премию, то Борис Зайцев, представленный на соискание в 1962 году, так и остался в истории номинантом…
ВАЖНЫЕ СОБЫТИЯ
29 января (10 февраля) 1881 г. — родился в Орле
1901 г. — публикация первого рассказа «В дороге»
1902 г. — поступление на юридический факультет Московского университета, позднее оставление учебы
1903 г. — выход первой книги рассказов
1916 г. — зачисление юнкером ускоренного выпуска Александровского военного училища
1922 г. — эмиграция из Советской России, переезд в Берлин, затем в Париж
1927 г. — паломничество на Афон
1947 г. — избрание председателем Союза русских писателей и журналистов во Франции
28 января 1972 г. — скончался в Париже, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа
29 января (10 февраля) 1881 г. — родился в Орле
1901 г. — публикация первого рассказа «В дороге»
1902 г. — поступление на юридический факультет Московского университета, позднее оставление учебы
1903 г. — выход первой книги рассказов
1916 г. — зачисление юнкером ускоренного выпуска Александровского военного училища
1922 г. — эмиграция из Советской России, переезд в Берлин, затем в Париж
1927 г. — паломничество на Афон
1947 г. — избрание председателем Союза русских писателей и журналистов во Франции
28 января 1972 г. — скончался в Париже, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа
Б.К. Зайцев. 1910-е гг.
Раннее осеннее утро 1926 года в Париже. В полутемном, полуподвальном закоулке Сергиева подворья, где находится духовный центр русской эмиграции, встречаются двое: молодой человек, облаченный в монашескую рясу, и худощавый, высокий, скромно, но элегантно одетый человек средних лет с бородкой и небольшими усами. Это писатель Борис Зайцев, а его собеседник — иеромонах Иоанн, в миру князь Дмитрий Шаховской. О чем их разговор? Князь Дмитрий, молодой поэт и в недавнем прошлом создатель и редактор утонченного журнала «Благонамеренный», только что вернулся с Афона, где принял монашеский постриг. Он рассказывал Зайцеву об афонских подвижниках, о том чуде духовного преображения, которое он испытал на Святой горе, о радости приобщения к неведомым ему до той поры духовным тайнам, о новом видении мира, о своих планах миссионерской и проповеднической деятельности…
Спустя десятилетия, в 1966 году, в письме к владыке Иоанну (тогда уже архиепископу Сан-Францисскому) Зайцев признавался: «Если бы утра этого не было, я никогда бы, наверное, на Афон не попал и в жизни моей не сохранилась бы одна из самых светлых и возвышенных ее страниц». Итогом этого паломничества стала книга «Афон», вышедшая в Париже в 1928 году. Она стала не только событием в личной биографии писателя, но и явлением новой темы в литературе русского зарубежья. Таким тихим и внешне незаметным первооткрывателем новых путей в русской литературе XX столетия Зайцев оставался на протяжении всего своего творчества.
Борис Константинович Зайцев родился в 1881 году в Орле. Его детство было обычным для отпрысков помещиков средней руки. Первые впечатления — русская природа средней полосы, в селе Усты Жиздринского уезда Калужской губернии, охота, домашнее воспитание под руководством гувернанток. Потом учеба в калужской классической гимназии и в калужском реальном училище. И затем все, как и у других представителей молодого поколения начала XX века: тужурка студента Московского технического училища, участие в студенческих волнениях, исключение… Попытался продолжить образование на юридическом факультете Московского университета — и опять курса не кончил… Он отправляется в Италию, увлекаясь там искусством и древностями.
Спустя десятилетия, в 1966 году, в письме к владыке Иоанну (тогда уже архиепископу Сан-Францисскому) Зайцев признавался: «Если бы утра этого не было, я никогда бы, наверное, на Афон не попал и в жизни моей не сохранилась бы одна из самых светлых и возвышенных ее страниц». Итогом этого паломничества стала книга «Афон», вышедшая в Париже в 1928 году. Она стала не только событием в личной биографии писателя, но и явлением новой темы в литературе русского зарубежья. Таким тихим и внешне незаметным первооткрывателем новых путей в русской литературе XX столетия Зайцев оставался на протяжении всего своего творчества.
Борис Константинович Зайцев родился в 1881 году в Орле. Его детство было обычным для отпрысков помещиков средней руки. Первые впечатления — русская природа средней полосы, в селе Усты Жиздринского уезда Калужской губернии, охота, домашнее воспитание под руководством гувернанток. Потом учеба в калужской классической гимназии и в калужском реальном училище. И затем все, как и у других представителей молодого поколения начала XX века: тужурка студента Московского технического училища, участие в студенческих волнениях, исключение… Попытался продолжить образование на юридическом факультете Московского университета — и опять курса не кончил… Он отправляется в Италию, увлекаясь там искусством и древностями.
«Да, мы вынесли из горевшей Трои наши святыни, и верность им, стояние пред ними несоизмеримых с тем, что на родине, есть наш первый и великий долг. Хоть бы слабою рукою, да держаться. Пока держимся, пока любовь к Высшему не иссякла, дотоле мы и живы, как бы ни были на последнем месте среди сильных мира сего. Мы не сильные мира. Мы отверженные его. Но отверженность наша, быть может, важнее силы».
Б.К. Зайцев. «Чужбина» (1956 г.)
Так бы и остался Зайцев недоучившимся студентом, если бы не начавшее пробиваться призвание к писательскому труду. Писать он начал в юности, в 17 лет. Осенью 1900 года в Ялте состоялось его знакомство с А.П. Чеховым, которое во многом определило его писательскую судьбу, его литературные вкусы и пристрастия. Леонид Андреев вводит его в круг литературной богемы, он знакомится с Вячеславом Ивановым, Александром Блоком, Георгием Чулковым. Но удивительное дело: Зайцев, казалось бы, «свой» в их тесном символистско-модернистском кругу, но в то же время он ощущает внутреннюю чуждость ему. В эти же годы начинается его дружба с Иваном Буниным, которая продлится много лет.
Память Зайцева сохранила начало писательского пути: «Я возвращался однажды весною в Москву из Царицына, дачной местности, где жил Леонид Андреев. Мы только что познакомились. Провели с ним целый вечер на его даче, на опушке березового леса, были молоды, возбуждены, что-то ораторствовали о литературе… Потом в теплой мгле ночи он меня провожал. И вот поезд помчал меня к Москве. Я стоял у окна и смотрел, в волнении и почти в восторге. …У этого вагонного окна я и почувствовал ритм, склад и объем того, что напишу по-новому… Попытка бегом слов выразить впечатление ночи, поезда, одиночества. Записал я это на другой день. А через месяц Леонид Андреев напечатал мою “Ночь” в газете».
Первый томик рассказов Зайцева появился в 1903 году. А через три года в издательстве «Шиповник», которое организовали начинающие издательские деятели З.И. Гржебин и С.Ю. Копельман, выходит новый сборник Зай цева, принесший ему настоящую славу. Это было неожиданностью и для самого автора, и для его издателей. Сборник переиздавался еще два раза. Стало ясно, что в русской литературе появился новый писатель со своим голосом и стилем.
Писательская манера Зайцева — задушевное, тихое, лирическое повествование, без наплыва темных страстей, подсознательных импульсов, так называемых «жгучих социальных вопросов». В центре его внимания — «вечные темы» жизни, смерти, любви, основное внимание он уделяет душе человека в его общении с природой, с любящими и любимыми, с созидающим Духом, разлитым повсюду в мире.
Первый томик рассказов Зайцева появился в 1903 году. А через три года в издательстве «Шиповник», которое организовали начинающие издательские деятели З.И. Гржебин и С.Ю. Копельман, выходит новый сборник Зай цева, принесший ему настоящую славу. Это было неожиданностью и для самого автора, и для его издателей. Сборник переиздавался еще два раза. Стало ясно, что в русской литературе появился новый писатель со своим голосом и стилем.
Писательская манера Зайцева — задушевное, тихое, лирическое повествование, без наплыва темных страстей, подсознательных импульсов, так называемых «жгучих социальных вопросов». В центре его внимания — «вечные темы» жизни, смерти, любви, основное внимание он уделяет душе человека в его общении с природой, с любящими и любимыми, с созидающим Духом, разлитым повсюду в мире.
Б.К. Зайцев. 1902 г.
За десятилетие творческой работы Зайцевым созданы сотни страниц сочинений, которые станут событиями литературной жизни: повести «Аграфена», «Голубая звезда», первый роман «Дальний край», пьеса «Усадьба Ланиных», с успехом ставившаяся в сезон 1915/16 года в московском театре Ф. А. Корша, рассказы «Грех», «Изгнание», «Студент Бенедиктов», «Кассандра», «Мать и Катя», «Маша» и много других…
Летом 1916 года, во время Первой мировой (а для Зайцева, как и для многих его современников, это была Великая война), 35-летнего писателя призвали в армию. 1 декабря он стал юнкером ускоренного выпуска Александровского военного училища. В июле 1917 года артиллерийский прапорщик Зайцев тяжело заболел воспалением легких. Он получает отпуск, который проводит в отцовском имении Притыкино, где были созданы его лучшие произведения ранней поры.
Кровавый ужас революции, захлестнувший Россию, отрезвил Зайцева, заставил его произвести переоценку всех ценностей и сделать окончательный выбор сердца. В декабре 1917 года Зайцев выступил с заявлением-протестом, где выразил свою позицию по отношению к действиям новых узурпаторов, начавших гонения на гражданские свободы, прежде всего на свободу слова. «Гнет душит свободное слово. …Жить же, мыслить, писать будем по-прежнему. Некого нам бояться — служителям слова. Нас же поклонники тюрем всегда боялись. Ибо от них и их жалких дел останется пепел», — говорил писатель.
Летом 1916 года, во время Первой мировой (а для Зайцева, как и для многих его современников, это была Великая война), 35-летнего писателя призвали в армию. 1 декабря он стал юнкером ускоренного выпуска Александровского военного училища. В июле 1917 года артиллерийский прапорщик Зайцев тяжело заболел воспалением легких. Он получает отпуск, который проводит в отцовском имении Притыкино, где были созданы его лучшие произведения ранней поры.
Кровавый ужас революции, захлестнувший Россию, отрезвил Зайцева, заставил его произвести переоценку всех ценностей и сделать окончательный выбор сердца. В декабре 1917 года Зайцев выступил с заявлением-протестом, где выразил свою позицию по отношению к действиям новых узурпаторов, начавших гонения на гражданские свободы, прежде всего на свободу слова. «Гнет душит свободное слово. …Жить же, мыслить, писать будем по-прежнему. Некого нам бояться — служителям слова. Нас же поклонники тюрем всегда боялись. Ибо от них и их жалких дел останется пепел», — говорил писатель.
В 1921 году московские писатели избрали Бориса Константиновича председателем своего творческого союза. Зайцев и его коллеги приняли активное участие в сборе средств для голодающих. Однажды, во время заседания писательской группы, обсуждавшей вопрос о выезде делегации в Европу, чтобы оказать продовольственную и денежную помощь умиравшим от голода людям, члены группы были арестованы чекистами. Зайцев несколько дней провел в подвалах Лубянки. Весной 1922 года писатель заболел брюшным тифом. Он и его жена Вера добиваются от властей разрешения выехать за границу для лечения и поправления здоровья. Неожиданно эти хлопоты увенчались успехом благодаря вмешательству большевистских деятелей А.В. Луначарского, Л.Б. Каменева и поэта Ю.К. Балтрушайтиса, который в те годы был полномочным представителем Литвы в СССР.
Так летом 1922 года Зайцев вместе с женой Верой и дочерью Наташей оказывается в Берлине. Началась его долгая, полувековая добровольно-принудительная эмиграция, завершившаяся смертью писателя в 1972 году.
В эмигрантские годы семья Зайцевых переменила много городов и стран: Берлин, Париж, города Италии… А осела она в пригороде Парижа — Пасси. Для Бориса Константиновича время эмиграции было наполнено непрекращающимся трудом, радостями и горестями, которые он воспринимал по-христиански — как выполнение долга русского эмигранта. «Весь жизненный путь Бориса Зайцева был постепенным его воцерковлением, постепенным приобщением к Богочеловеческому организму Церкви», — отмечал после смерти писателя один из его биографов.
В эти годы были написаны романы «Золотой узор» и «Дом в Пасси», автобиографическая тетралогия «Путешествие Глеба», итальянские очерки, а также начатый еще в России прозаический перевод дантовской «Божественной комедии», который вместе с очерком о Данте-изгнаннике Зайцев издаст отдельной книгой в 1961 году в парижском эмигрантском издательстве.
Так летом 1922 года Зайцев вместе с женой Верой и дочерью Наташей оказывается в Берлине. Началась его долгая, полувековая добровольно-принудительная эмиграция, завершившаяся смертью писателя в 1972 году.
В эмигрантские годы семья Зайцевых переменила много городов и стран: Берлин, Париж, города Италии… А осела она в пригороде Парижа — Пасси. Для Бориса Константиновича время эмиграции было наполнено непрекращающимся трудом, радостями и горестями, которые он воспринимал по-христиански — как выполнение долга русского эмигранта. «Весь жизненный путь Бориса Зайцева был постепенным его воцерковлением, постепенным приобщением к Богочеловеческому организму Церкви», — отмечал после смерти писателя один из его биографов.
В эти годы были написаны романы «Золотой узор» и «Дом в Пасси», автобиографическая тетралогия «Путешествие Глеба», итальянские очерки, а также начатый еще в России прозаический перевод дантовской «Божественной комедии», который вместе с очерком о Данте-изгнаннике Зайцев издаст отдельной книгой в 1961 году в парижском эмигрантском издательстве.
В 1931 году в журнале «Современные записки» и в газете «Возрождение» начали печататься главы из новой книги Зайцева «Жизнь Тургенева». В следующем году русская публика в Париже уже могла держать в руках книгу целиком. Это было произведение, без преувеличения, новаторское. Оно вызвало столько похвальных откликов, скольких не удостаивалось, наверное, ни одно из произведений Зайцева, вышедших ранее. По жанру «Жизнь Тургенева» можно причислить к ряду так называемых «творческих биографий», хотя она сильно отличается от тех романов-биографий, которыми так прославились Андре Моруа и Стефан Цвейг. В биографическом романе Зайцева нет ни вымысла, ни придуманных диалогов, нет и попыток увидеть «теневую» сторону личности Тургенева. Повествование развивается спокойно, размеренно, оно рисует великого писателя целостно — и как личность, и как творца. Весь рассказ пронизан «зайцевским» лиризмом и благородством, что так соответствует тургеневскому стилю и мироощущению. Словом, Зайцев снайперски попал в цель, избрав Тургенева своим невымышленным героем. Через двадцать лет вернется Зайцев снова к этому жанру и выразит в нем свою любовь к В.А. Жуковскому и А.П. Чехову. Эти книги встанут в ряд его лучших творений. Борис Пастернак, прочитав одну из них, послал в 1959 году из Переделкина в Пасси письмо: «Все время зачитывался Вашим “Жуковским”. Как я радовался естественности Вашего всепонимания. …Замечательная книга по истории — вся в красках. И снова доказано, чего можно достигнуть сдержанностью слога. Ваши слова текут, как текут Ваши реки в начале книги; и виды, люди, годы, судьбы ложатся и раскидываются по страницам».
Особняком в творчестве Зайцева стоит книга «Афон», с которой началось наше знакомство с писателем. В ней он раскрыл мир православного монашества. Она не относится к жанру «хожений», в которых подробно описываются путь паломника, возрастание его духовного опыта от соприкосновения с православными святынями. Задача Зайцева скромнее: «Богословского в моем писании нет. Я был на Афоне православным человеком и русским художником… Я пытаюсь дать ощущение Афона, как я его видел, слышал, вдыхал».
Особняком в творчестве Зайцева стоит книга «Афон», с которой началось наше знакомство с писателем. В ней он раскрыл мир православного монашества. Она не относится к жанру «хожений», в которых подробно описываются путь паломника, возрастание его духовного опыта от соприкосновения с православными святынями. Задача Зайцева скромнее: «Богословского в моем писании нет. Я был на Афоне православным человеком и русским художником… Я пытаюсь дать ощущение Афона, как я его видел, слышал, вдыхал».
«Можно резко лично расходиться с Зайцевым в оценке политических событий, — но никогда ни одна строка его творений не оскорбляет наших мнений и оценок, не вступает с нами в спор, лишающий силы и убедительности произведение искусства. И точно так же, неверующий, я всецело могу принять и воспринять религиозный пафос, которым проникнуты последние писания Зайцева, — настолько он далек от того, чтобы навязывать мне свою веру или ханжески требовать от меня молитвы его Богу. Я не знаю большего достоинства в писателе-художнике и, говоря откровенно, не знаю среди современников другого писателя, о котором твердо мог бы сказать то же».
М.А. Осоргин. «О Борисе Зайцеве» (1926 г.)
Ощущения, чувства, мысли православного человека и русского писателя! Точнее, пожалуй, не определить сути и характерных особенностей творчества Бориса Зайцева. Они прослеживаются и в его произведениях «Преподобный Сергий Радонежский» (1925) и «Валаам» (1936). Его духовный опыт, сплавленный с филигранным мастерством владения словом, виден и в небольшом рассказе «Сердце Авраамия», написанном в 1924 году, который представляет собой литературную переработку житийного повествования о русском подвижнике XIV века преподобном Авраамии Чухломском, ученике и постриженнике Сергия Радонежского.
...Началась Вторая мировая война. Она еще раз перекроила судьбы русских эмигрантов, перетасовала их по разным странам и континентам, развела по новым идейным отсекам, разорила их с таким трудом налаженный быт.
...Началась Вторая мировая война. Она еще раз перекроила судьбы русских эмигрантов, перетасовала их по разным странам и континентам, развела по новым идейным отсекам, разорила их с таким трудом налаженный быт.
Зайцев вместе с семьей остался в Париже, пережив немецкую оккупацию и бомбежки союзной авиации. С Буниными, находящимися на юге Франции, Зайцев общался с помощью писем. В 1943 году квартира Зайцевых была разрушена бомбардировкой. По счастью, никто из них не пострадал, но жилища они лишились. Приютила их Нина Берберова. Зайцев пишет Бунину: «Странно и грустно было уходить с чемоданчиками под дождем в бурю из своего угла — какой ни есть, а все же свой. …Рукописи взял с собой». 9 декабря 1939 года Зайцев размышляет: «Варвары идут! Мы — “последние римляне”. Все равно мы ничего никому не уступим и умрем со своими святынями».
Голос Зайцева, по выражению Никиты Струве, был «негромок, но чист». В эпоху воинствующего богоборчества, безверия, забвения корней он спокойно и просто нес свой крест, открывая миру спасительные духовные сокровища Святой Руси и веруя: «Истина все-таки придет из России… в новых ее формах, в бедности и простоте, тишине, чистоте, незаметно, без парадов и завоеваний. Придет… чтобы просветить усталый мир».
Голос Зайцева, по выражению Никиты Струве, был «негромок, но чист». В эпоху воинствующего богоборчества, безверия, забвения корней он спокойно и просто нес свой крест, открывая миру спасительные духовные сокровища Святой Руси и веруя: «Истина все-таки придет из России… в новых ее формах, в бедности и простоте, тишине, чистоте, незаметно, без парадов и завоеваний. Придет… чтобы просветить усталый мир».
Алексей Савельев
Парижский Пантеон
Переехав в декабре 1923 года в Париж, Борис Зайцев прожил в нем всю оставшуюся жизнь. В 1943 году семью писателя ждала настоящая трагедия. Во время одной из бомбардировок была разрушена их парижская квартира. Зайцев много путешествовал по Франции, что нашло отражение в его очерках о Грасе, Ницце, Авиньоне и других