История искусства, в том числе музыкального, знает немало звездных дуэтов, и у каждого — своя судьба. Но пара — «герой» этого очерка — во многом особенная. Мстислав Леопольдович Ростропович (1927–2007) и Галина Павловна Вишневская (1926–2012) стали не только и эпохой в искусстве — свидетелями, созидателями, символами и даже мифами эпохи. Бросив, в отличие от многих собратьев по профессии, прямой вызов государству, они победили, и величайшая ценность этой победы в том, что случилась она при жизни и пожать ее плоды смогли и сами герои, и мы, — их слушатели и зрители разных стран и континентов. Но именно масштаб этих фигур представляет главную трудность для биографа: шаг вправо, шаг влево — и ты уже рассказываешь о символах, а не о людях. Потому ваш автор считает себя свободным от «линейного» изложения биографий.
«Я потерял три дня моей жизни…» Фраза из интервью Мстислава Ростроповича — ответ на вопрос о скоротечности их романа. Часто говорят: не могли не встретиться. Конечно, могли! Но они были созданы друг для друга, в них было глубинное родство. Они детьми познали тяготы и лишения, голод, борьбу за жизнь. К Ростроповичу судьба была еще относительно благосклонна: уроженец Баку, затем житель Москвы, он провел самые тяжелые годы войны в Оренбурге, куда эвакуировались его отец (и первый учитель), виолончелист Леопольд Витольдович Ростропович, и мать, пианистка Софья Николаевна Федотова. Смерть отца в июле 1942 года сделала 15-летнего паренька главным кормильцем семьи. Позднее, уже в Москве, одна из первых студенток молодого преподавателя Московской консерватории Алла Васильева вспоминала: «В те годы он был постоянно голоден». Галина Вишневская (в девичестве Иванова) вообще росла классической безотцовщиной при живых родителях. Она пережила блокаду Ленинграда и буквально вырывала у смерти свой кусок хлеба. Потом были поденщина в Ленинградском областном театре оперетты (его директор Марк Рубин был вторым мужем Галины), бесконечный «чес» в попытке заработать лишнюю копеечку, смерть от туберкулеза сына, которому не исполнилось и трех месяцев и которому она ничем не могла помочь; все заработанные средства уходили на очень дорогой в те годы стрептомицин.
Тогда и проявилась главная общность Ростроповича и Вишневской: они умели мечтать. Оба они могли повторить слова героя одного из прекрасных советских фильмов: «Я выжил только потому, что знал: над блокадным небом есть другое — вечное». Только это были не абстрактные мечты чеховско-горьковской интеллигенции. Молодая певица использовала каждую возможность для самообразования (при этом ее формальное образование свелось к двум классам вечерней музыкальной школы). Она была вознаграждена встречей с певицей и подлинным педагогом-интеллектуалом Верой Гариной, которая и стала ее консерваторией. А молодой виолончелист в 1943 году поступил в главную консерваторию страны — Московскую — в класс своего дяди Семена Козолупова. При всей благодарности дяде («он прекрасно знал, как нужно учить играть на виолончели», — вспоминал Ростропович впоследствии в одной из многочисленных бесед со студенткой Элизабет Уилсон; о ней речь впереди; все неоговоренные цитаты — из ее книги), 17-летнему юноше недостаточно было технически совершенной игры на своем инструменте. «В классе Козолупова я не занимался музыкой». Ее поиски привели Ростроповича в класс композиции Виссариона Шебалина (выдаю щегося композитора, в те годы — директора Консерватории), в класс инструментовки Дмитрия Шостаковича. А к фортепиано в свое время его пристрастил отец, и все же можно сказать, что изумительный ансамблист Ростропович был в значительной степени пианистом-самоучкой.
В мемуарах Вишневская говорит о разности воспитания инструменталистов и певцов. Инструменталисты целенаправленно занимаются с детства, почти 20 лет готовятся к профессиональной работе. «Молодые певцы находятся на совершенно другом уровне культурного и музыкального развития, чем инструменталисты». К тому же и голос у многих по-настоящему формируется примерно к 20 годам. Если в отношении пианистов или скрипачей Вишневская права на 100 процентов (детей, игравших на этих инструментах, традиционно нацеливали на сольную карьеру, существовал огромный и разнообразный репертуар), то в отношении виолончелистов — не вполне. И многое в этом смысле изменил как раз Ростропович.