Друг и единомышленник Сергея Прокофьева, которого так часто называли «поэтом радости», В.В. Маяковский писал о нем так: «Воспринимаю сейчас музыку только Прокофьева — вот раздались первые звуки и — ворвалась жизнь, нет формы искусства, а жизнь — стремительный поток с гор или такой ливень, что выскочишь под него и закричишь — ах, как хорошо, еще, еще!» Это был звуковой поток мощнейшей солнечной энергии, которая чуть ли не физически заставляла слушателей слегка прищуриться и в то же время не могла не вызвать улыбки у них на лице.

Двадцатый век был его эпохой. Он — не из тех, о ком можно сказать, что время противоречило его природе, его психологии, его внутренним установкам. Как раз смелое, дерзкое новаторство, бунтарский дух, стремительность, озорство как нельзя более отвечали его дарованию. Между тем, как и Маяковский, он был удивительным лириком — но лириком нового времени, когда для создания проникновенных нежных тончайших образов требовались уже иные средства художественного языка.

Слух тех, кто привык к лирике П.И. Чайковского, музыка С.С. Прокофьева поначалу несколько озадачивала, казалась резкой, непривычной, но затем люди приучались к этому новому стилю с усложненной мелодией и гармонией, в которых может быть нарочитая угловатость, привыкали к нему и начинали различать изысканность там, где не сразу могли ее расслышать. Так это было, к примеру, с Галиной Улановой, которая исполняла роль Золушки в балете «Золушка» и Джульетты в балете «Ромео и Джульетта» и изначально сочла эту музыку сложной: «Но чем больше мы в нее вслушивались, тем ярче вставали перед нами образы, рождавшиеся из музыки. И постепенно пришло понимание, постепенно она становилась удобной для танца».

Композиторские и личностные черты Прокофьева были видны уже в детстве — своеобразное сочетание терпкого юмора, как это бывает у традиционного персонажа Арлекино, и нежности, трепетности. Самый близкий по духу ему персонаж — Меркуцио из «Ромео и Джульетты», а образы мечтательных трогательных девушек не лишены скерцозности, шаловливости («Джульетта-девочка» — с озорными «подскоками», ее можно сравнить с юной Наташей Ростовой). Дарование его ярко театрально, и даже когда Прокофьев пишет произведения без определенного сюжета (инструментальные), в них как бы «угадываются» различные характеры, «маски», поэтому так хорошо удавалась ему детская музыка.

Февральскую революцию 1917 года Прокофьев радостно приветствовал: «Февральская революция меня застала в Петрограде. И я и те круги, в которых я вращался, радостно приветствовали ее». Но после Октябрьской он, как и многие русские музыканты, решил, что на родине сейчас не до музыки. (Позже в «Автобиографии» он писал: «То, что я, как всякий гражданин, могу ей быть полезен, еще не дошло до моего сознания».) И, получив разрешение наркома просвещения А.В. Луначарского, уехал за границу, где пробыл пятнадцать лет.

Как блестящий пианист и опытный дирижер Прокофьев имел большой успех в Европе, Японии, США, Канаде, на Кубе. О его игре писали: «Пианист-титан», «Вулканическое извержение за клавиатурой», «Карнавал какофонии», «Атака мамонтов на азиатском плато».

Заголовки газет могут показаться двусмысленными, но публика была заворожена. За границей Прокофьев встречался с Равелем, Рахманиновым, Стравинским, Дягилевым, Чарли Чаплином. В 1922 году он решил поселиться в Париже, который был тогда центром авангарда. Как человек любознательный, пытливый, любящий эксперименты, он с удовольствием погрузился в художественную атмосферу зарубежья. При этом Прокофьев, в отличие от многих, не был тем, кто пытался отличиться, делая эксперименты ради экспериментов, у него новаторство шло изнутри, это было движением души, а не механическим конструированием. Он пробовал себя в разных жанрах инструментальной, театральной музыки. По заказу Дягилева, сделанному еще в 1914 году в Лондоне, некогда были написаны балеты «Ала и Лоллий», «Сказка про шута, семерых шутов перешутившего». В Париже отношения с Сергеем Павловичем возобновились, и был создан балет «Стальной скок» (о строительстве новой жизни в СССР). Постановка состоялась в Париже, затем в Лондоне.

В 1927 и 1929 годах Прокофьев с огромным успехом выступил в Советском Союзе. Его концерты проходили в Ленинграде, Москве, Харькове, Одессе, Киеве. «Прием, который оказала мне Москва, был из ряда вон выходящим», — пишет он в «Автобиографии». Г.Г. Нейгауз вспоминал: «Всем нам памятно, как вся публика, как один человек, встала при первом его появлении на эстраде Большого зала консерватории и приветствовала его стоя, а он кланялся, сгибаясь пополам под прямым углом, точно перочинный ножик». Один из друзей Прокофьева вспоминал его слова: «Я должен вернуться. Я должен снова влиться в атмосферу родной земли… В ушах моих должна звучать русская речь… Здесь я лишаюсь сил». И в 1933 году он возвращается на родину, потому что поверил в свою нужность соотечественникам.

Музыкальная жизнь после революции 1917 года, несмотря на материальные и военные проблемы государства (и эмиграцию некоторых деятелей культуры), продолжала развиваться. Музыкальные учебные заведения, театры были национализированы. Государство ставило своей задачей воспитание слушателей. Большое значение приобрела самодеятельность — в армии, на заводах и фабриках были созданы кружки, студии, клубы. И впоследствии из них вышло немало известных музыкантов. Самодеятельными были в самом начале и Ансамбль песни и пляски Красной армии А.В. Александрова, Русский народный хор М.Е. Пятницкого. Возникает много новых музыкальных коллективов. Одно за другим возникает много новых учебных заведений. С появлением радио пропагандируется музыкальная культура.

А такое явление, как идеологические репрессии, на музыкантах сказывалось в гораздо меньшей степени, чем на представителях других профессий.

Теперь жанры стали делиться на массовые (песни, марши, оперетты для людей без музыкального образования) и академические (для подготовленного слушателя или профессионала). Массовые жанры предполагали простой музыкальный язык. И профессиональные композиторы, работавшие и в массовых, и в академических жанрах, соответственно меняли стилистику, исходя из того, кто будет слушателем. В массовых жанрах стилистика упрощалась, в академических — была более усложненной, нежели в XIX веке. Эту аккордику (которая соответствует не привычной системе мажора или минора, а объединяет две одноименные тональности и называется «мажоро-минор» или «миноро-мажор») изучают уже не в музыкальных школах, а в музыкальных училищах.

Так что перед Прокофьевым стояла задача настроить себя на определенную аудиторию, для которой он теперь будет работать. Шостакович работал и в массовых жанрах, создавая простые по содержанию песни, и в академических (в которых его музыка была очень сложной). Прокофьев, апеллируя к широкой аудитории, пытался соединить в своем творчестве демократизм (легко запоминающиеся мелодии) и новаторство (усложненное сопровождение).

И, судя по популярности создаваемых им в СССР произведений, часто ему это удавалось с блеском. Самые знаменитые его сочинения — симфоническая сказка «Петя и Волк» для Центрального детского театра Натальи Сац, балеты «Золушка» и «Ромео и Джульетта», кантата «Александр Невский» (музыка к одноименному фильму Сергея Эйзенштейна, которая в годы войны звучала по-новому — как призыв сражаться с фашизмом).

Самым популярным музыкальным произведением Прокофьева можно назвать «Танец рыцарей» из балета «Ромео и Джульетта», он на слуху у большинства людей и возникает в памяти как первая ассоциация с творчеством великого композитора.

Любимое его сочинение, опера «Война и мир», огромно по объему, он работал над ним в основном в 1940-е годы, и, хотя всю оперу знают, по большому счету, только специалисты, отдельные ее фрагменты у людей на слуху, в частности знаменитая ария Кутузова.

Последним законченным произведением Прокофьева стала Седьмая симфония, написанная в 1952 году. Тяжелая болезнь мешала ему сочинять музыку. В своем доме на Николиной Горе на берегу Москвы-реки композитор проводил большую часть времени. Его навещали друзья — Д.Б. Кабалевский, С.Т. Рихтер, Д.Ф. Ойстрах, М.Л.Растропович и другие. Прокофьев очень любил природу, она была его отдушиной в тягостные моменты жизни. Любимым временем года у него была весна.

Так получилось, что в самом начале весны он и умер — 5 марта 1953 года. В один день с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. В день похорон, когда был оцеплен центр Москвы, возникли проблемы с захоронением композитора. На гражданской панихиде было только несколько человек — все остальные ушли хоронить вождя. Друзья Прокофьева договорились, чтобы гроб с телом великого композитора вынесли из Камергерского проезда для захоронения на Новодевичьем кладбище.