Усмешка муз
Лео Нуссенбаум
(1905–1942)
(1905–1942)
В своем спектакле
Вся жизнь Лео Нуссенбаума на Западе была бесконечным карнавалом со сменой разных масок. Преимущественно восточных: арабских, азербайджанских, турецких. Но карнавалом далеко не всегда веселым, а под конец жизни по-настоящему драматичным. Как же этот, несомненно, одаренный писатель выглядел без маски? И вправду ли он был всегда так мил и улыбчив?
Вся жизнь Лео Нуссенбаума на Западе была бесконечным карнавалом со сменой разных масок. Преимущественно восточных: арабских, азербайджанских, турецких. Но карнавалом далеко не всегда веселым, а под конец жизни по-настоящему драматичным. Как же этот, несомненно, одаренный писатель выглядел без маски? И вправду ли он был всегда так мил и улыбчив?
ВАЖНЫЕ СОБЫТИЯ
7 (20) октября 1905 г. — родился в Киеве
1906 г. — семья Нуссенбаумов переезжает в Баку
1920–1921 гг. — семья уезжает из России, обосновывается в Берлине; в эмиграции пишет свою фамилию как «Нусимбаум»
1932 г. — женится на Эрике Лёвендаль
1935 г. — уезжает с женой в Америку
1937 г. — после развода возвращается в Австрию; под псевдонимом Курбан Саид выходит его главное произведение — роман «Али и Нино»
1941–1942 г. — живет в Позитано (Италия), пытаясь добиться встречи с Муссолини, чью биографию мечтает написать
27 августа 1942 г. — скончался в Позитано
7 (20) октября 1905 г. — родился в Киеве
1906 г. — семья Нуссенбаумов переезжает в Баку
1920–1921 гг. — семья уезжает из России, обосновывается в Берлине; в эмиграции пишет свою фамилию как «Нусимбаум»
1932 г. — женится на Эрике Лёвендаль
1935 г. — уезжает с женой в Америку
1937 г. — после развода возвращается в Австрию; под псевдонимом Курбан Саид выходит его главное произведение — роман «Али и Нино»
1941–1942 г. — живет в Позитано (Италия), пытаясь добиться встречи с Муссолини, чью биографию мечтает написать
27 августа 1942 г. — скончался в Позитано
Л. Нуссенбаум. Берлин. Конец 1920 — начало 1930-х гг.
Американский поэт Эзра Паунд в 1943 году был заочно осужден в США за пособничество фашистам. Он был сподвижником Муссолини и жил в фашистской Республике Салó. Когда в Салó наконец вошли американские войска, скандального гения в ожидании очного суда посадили в клетку и выставили ее на солнцепек. Там поэт в приступах гениального безумия набрасывает на туалетной бумаге строфы огромной эпопеи — эпохального поэтического исследования мировых катаклизмов. И вдруг его воспаленный мозг, блуждая где-то между древнекитайскими восстаниями и перипетиями Гражданской войны в США, выдает странную фразу: «Эссад умер у самых врат…»
Почему поверженному поэту вспомнился тогда этот молодой, красивый, талантливый, но уже больной политический журналист, умолявший позволить ему написать биографию Муссолини? И ведь его почти допустили до «великого дуче»! Паунд, тогдашний любимец фашистской элиты, помог еврею, перешедшему в магометанство и сочувствовавшему фашистам, перебраться в Италию. Ведь Муссолини нужна была талантливая биография. Но отдавать такие лавры личности весьма подозрительной, к тому же «йюде»…
И вот — «Эссад умер у самых врат».
Должно быть, глухо и горько усмехнулся тощий великан Паунд, осмыслявший в тесной клетке трагизм мировой истории и вдруг вспомнивший ее крошечную песчинку причудливой формы, проскочившую у него меж пальцев и сгинувшую: не успел или не сумел удержать…
Да что там еврей-магометанин! Мальчику в возрасте двадцати с небольшим лет, в конце 1920-х годов попавшему в берлинский бомонд, случалось представляться то отпрыском русских князей, то иранским принцем. Духа авантюризма ему было не занимать. Притом что его семья была рядом, в Берлине… В одном из донесений тайной полиции, всегда и во всех странах следившей за Эссадом, говорится: «В нем 50 процентов русской крови, 24 — иранской и 24 — еврейской».
Почему поверженному поэту вспомнился тогда этот молодой, красивый, талантливый, но уже больной политический журналист, умолявший позволить ему написать биографию Муссолини? И ведь его почти допустили до «великого дуче»! Паунд, тогдашний любимец фашистской элиты, помог еврею, перешедшему в магометанство и сочувствовавшему фашистам, перебраться в Италию. Ведь Муссолини нужна была талантливая биография. Но отдавать такие лавры личности весьма подозрительной, к тому же «йюде»…
И вот — «Эссад умер у самых врат».
Должно быть, глухо и горько усмехнулся тощий великан Паунд, осмыслявший в тесной клетке трагизм мировой истории и вдруг вспомнивший ее крошечную песчинку причудливой формы, проскочившую у него меж пальцев и сгинувшую: не успел или не сумел удержать…
Да что там еврей-магометанин! Мальчику в возрасте двадцати с небольшим лет, в конце 1920-х годов попавшему в берлинский бомонд, случалось представляться то отпрыском русских князей, то иранским принцем. Духа авантюризма ему было не занимать. Притом что его семья была рядом, в Берлине… В одном из донесений тайной полиции, всегда и во всех странах следившей за Эссадом, говорится: «В нем 50 процентов русской крови, 24 — иранской и 24 — еврейской».
Л. Нуссенбаум. 1930-е гг.
Лев Абрамович Нуссенбаум родился 7 (20) октября 1905 года в Киеве. Спустя год родители перевезли малыша в Баку. Отец был купцом, и звали его Абрам Лейбович, а маму — Бася Давидовна. Если уж и задаваться вопросом о составе крови, то он сомнений не вызывает. Родители были весьма богаты (Нуссенбаум-старший занимался нефтеперегонкой): ребенка обучала немецкому языку немка-гувернантка. В 1914–1920 годах молодой Лев учился в русской Второй бакинской гимназии.
В 1920 году, когда в Азербайджане утвердились большевики, семья с 15-летним, не окончившим гимназический курс Лео бежала за границу. Сначала Нуссенбаумы перебрались в Грузию, затем — в Турцию и Францию, а оттуда, спустя год, — в Германию. И случается послевоенное чудо. В Берлине юный красавец Лео, прекрасно владеющий немецким, становится страстным любителем Востока. Он учится в Семинарии восточных языков при университете Фридриха-Вильгельма, но уже бывает и в салонах, прославившись пристрастием к маскарадным костюмам: сохранилась его фотография в образе молодого арабского принца в чалме — он так любит восточные переодевания. В 25 лет он уже автор известной книги о Кавказе «Кровь и нефть на Востоке», вышедшей под псевдонимом «Эссад-Бей». Кажется, он обрел свою среду: бердинские солидные гостиные, усатые бритоголовые господа, попыхивающие сигарами, почитывающие газеты… Но в Германии уже косо поглядывают на евреев.
В 1920 году, когда в Азербайджане утвердились большевики, семья с 15-летним, не окончившим гимназический курс Лео бежала за границу. Сначала Нуссенбаумы перебрались в Грузию, затем — в Турцию и Францию, а оттуда, спустя год, — в Германию. И случается послевоенное чудо. В Берлине юный красавец Лео, прекрасно владеющий немецким, становится страстным любителем Востока. Он учится в Семинарии восточных языков при университете Фридриха-Вильгельма, но уже бывает и в салонах, прославившись пристрастием к маскарадным костюмам: сохранилась его фотография в образе молодого арабского принца в чалме — он так любит восточные переодевания. В 25 лет он уже автор известной книги о Кавказе «Кровь и нефть на Востоке», вышедшей под псевдонимом «Эссад-Бей». Кажется, он обрел свою среду: бердинские солидные гостиные, усатые бритоголовые господа, попыхивающие сигарами, почитывающие газеты… Но в Германии уже косо поглядывают на евреев.
«Я родился в тот день, когда русский царь обещал русским Конституцию…»
Эссад Бей (Л. Нуссенбаум).
«История моей жизни» (1926 г.)
Зато в Вене маскарады по-прежнему в моде! И нравы там вполне свободны. Переехавший туда молодой писатель прославился еще и как неуемный соблазнитель. А книги выходят одна за другой: в 1931 году (автору исполнилось 26 лет) появляется биография Сталина под шокирующим заголовком «Карьера фанатика». За ней последуют еще несколько политических биографий: Николая II, Ленина… И книги о покинутой родине — «Белая Россия» и «Россия на распутье».
Лев Нуссенбаум, как истый журналист, откликается на живые вопросы времени, говорит о том, что волнует Европу. В то же время он завсегдатай серьезных эмигрантских научных обществ, его облик напоминает солидного немецкого профессора. А на самом деле? Этот юноша еще в семинарии перешел в мусульманство. В венских кофейнях выдает себя за аристократа. В салонах придумывает себе фантастические биографии. Жизнь — чудная игра! Но таким ярким и рисковым человеком не могут не заинтересоваться спецслужбы: времена нестабильные, уже пахнет войной… Это прекрасно понимает крупный обувной магнат Вальтер Лёвендаль. Он ведь тоже еврей. Его дочку, хорошенькую Эрику, угораздило увлечься поэзией. Избранник юной поэтессы — звезда салонов Эссад-Бей! И любовь взаимна. «Будь у этого мусульманина хоть целый гарем, — заявляет счастливая невеста, — мне наплевать! Я-то знаю, что он только мой». Богач Вальтер посмеивается. А почему нет? Молодые люди оформляют брак весной 1932 года.
Меньше чем через год к власти в соседней Германии приходят национал-социалисты во главе с Адольфом Гитлером. Трясет и Австрию, в которой нацисты не скрываясь убивают своего противника, канцлера Дольфуса. Писатель Нуссенбаум полон иллюзий: он полагает, что наконец-то найдена вакцина против большевизма. Зато у торговца обувью Лёвендаля иллюзий нет. Пора бежать. В 1935 году семья уезжает в Америку: подальше от происходящего в Европе.
Но в Лос-Анджелесе, а потом и в Нью-Йорке жизнь Лео Нуссенбаума становится кошмаром. Не только из-за частых переездов. Лео сближается с американскими фашистами, «друзьями новой Германии», а вот с женой случается явный разлад. А хуже всего то, что и здесь, в Америке, за ним явно следят! Во время одной из буйных ссор Лео выкладывает Эрике все что думает, и в ответ слышит ее безумный хохот. Это она сама наняла частного сыщика — следить за мужем! Дальше — бракоразводный процесс, как всегда в Америке, шумный и скандальный. Эрика заявляет, что Лео якобы привязывал ее к креслу и донимал ужасными рассказами о пытках. Но все было не так! Эрика писала под его диктовку книгу «Заговор против мира», где описаны пытки в ГПУ. Но Эрика не унимается. Газеты публикуют ее «откровения»: «Он никакой не мусульманин, а лишь еврей! Он никогда не бывал аристократом!» И наконец: «Вот уж не знаю, кто пустил слух, будто он великий любовник…»
В 1937 году Лео возвращается в Вену. «Совершенно непостижимый ужас охватывал меня, стоило мне лишь подумать, что я навсегда останусь в Америке. Этому не было рационального объяснения, но это иррациональное чувство привело меня на край обрыва», — признавался Лео.
Меньше чем через год к власти в соседней Германии приходят национал-социалисты во главе с Адольфом Гитлером. Трясет и Австрию, в которой нацисты не скрываясь убивают своего противника, канцлера Дольфуса. Писатель Нуссенбаум полон иллюзий: он полагает, что наконец-то найдена вакцина против большевизма. Зато у торговца обувью Лёвендаля иллюзий нет. Пора бежать. В 1935 году семья уезжает в Америку: подальше от происходящего в Европе.
Но в Лос-Анджелесе, а потом и в Нью-Йорке жизнь Лео Нуссенбаума становится кошмаром. Не только из-за частых переездов. Лео сближается с американскими фашистами, «друзьями новой Германии», а вот с женой случается явный разлад. А хуже всего то, что и здесь, в Америке, за ним явно следят! Во время одной из буйных ссор Лео выкладывает Эрике все что думает, и в ответ слышит ее безумный хохот. Это она сама наняла частного сыщика — следить за мужем! Дальше — бракоразводный процесс, как всегда в Америке, шумный и скандальный. Эрика заявляет, что Лео якобы привязывал ее к креслу и донимал ужасными рассказами о пытках. Но все было не так! Эрика писала под его диктовку книгу «Заговор против мира», где описаны пытки в ГПУ. Но Эрика не унимается. Газеты публикуют ее «откровения»: «Он никакой не мусульманин, а лишь еврей! Он никогда не бывал аристократом!» И наконец: «Вот уж не знаю, кто пустил слух, будто он великий любовник…»
В 1937 году Лео возвращается в Вену. «Совершенно непостижимый ужас охватывал меня, стоило мне лишь подумать, что я навсегда останусь в Америке. Этому не было рационального объяснения, но это иррациональное чувство привело меня на край обрыва», — признавался Лео.
Обложка немецкого издания романа Курбана Саида (Л. Нуссенбаума) «Али и Нино». 1937 г.
Эмиграция, придуманные биографии, рассыпающиеся, как карточная колода, переход в мусульманство, женитьба на богатой наследнице, скандальный развод — не проходила ли «на краю обрыва» вся жизнь Лео Нуссенбаума? Но именно в Вене создает он произведение, которое прославит его и потом будет переведено на многие языки мира.
История романа «Али и Нино» (1937) обросла легендами. Первая: «некто в черном» принес в редакцию рукопись, положил на стол и исчез. Рукопись была подписана «Курбан Саид». Вторая: Курбан Саид — это псевдоним баронессы Эльфриды фон Эренцельс, перешедшей в ислам. Третья версия: роман написан беженцем из советского Азербайджана или, наоборот, видным функционером от литературы, репрессированным при Сталине. Четвертая легенда: перед нами — кавказский «Тихий Дон».
В начале 1990-х годов американский исследователь Том Рейс выпустил книгу «Ориенталист», бесценный кладезь самых разнообразных подробностей жизни Нуссенбаума (на русском языке вышла в издательстве Ad marginem). Там он проливает свет на эту загадку: в действительности автором романа был Лев Нуссембаум. Вышеупомянутая баронесса Эльфрида — его старая подруга — вела переговоры об издании рукописи, поскольку сам Эссад-Бей не хотел «светиться» в неспокойной Вене, потому и придумал новый псевдоним взамен прежнего. В этом очаровательном романе с его напряженным драматизмом, нескрываемой ностальгической любовью к старому Баку, деталями старого быта, бесконечными спорами бакинской золотой молодежи о «вестернизации» и особом пути мусульманских стран все выдает авторство Эссад-Бея. А сюжет — красивая, слегка надуманная, полная пышной кавказской экзотики любовь капризной грузинской княжны Нино и бакинского аристократа Али Ширваншаха, мечтающего о независимости Азербайджана и погибающего от большевистской пули. Для автора Али Ширваншах — идеальный кавказец и настоящий мусульманин: «Да, я азиат; мы азиаты, но пусть мы отсталые — зато предки учили нас не отворачиваться от пули, не стрелять в спину и не предавать друзей!»
История романа «Али и Нино» (1937) обросла легендами. Первая: «некто в черном» принес в редакцию рукопись, положил на стол и исчез. Рукопись была подписана «Курбан Саид». Вторая: Курбан Саид — это псевдоним баронессы Эльфриды фон Эренцельс, перешедшей в ислам. Третья версия: роман написан беженцем из советского Азербайджана или, наоборот, видным функционером от литературы, репрессированным при Сталине. Четвертая легенда: перед нами — кавказский «Тихий Дон».
В начале 1990-х годов американский исследователь Том Рейс выпустил книгу «Ориенталист», бесценный кладезь самых разнообразных подробностей жизни Нуссенбаума (на русском языке вышла в издательстве Ad marginem). Там он проливает свет на эту загадку: в действительности автором романа был Лев Нуссембаум. Вышеупомянутая баронесса Эльфрида — его старая подруга — вела переговоры об издании рукописи, поскольку сам Эссад-Бей не хотел «светиться» в неспокойной Вене, потому и придумал новый псевдоним взамен прежнего. В этом очаровательном романе с его напряженным драматизмом, нескрываемой ностальгической любовью к старому Баку, деталями старого быта, бесконечными спорами бакинской золотой молодежи о «вестернизации» и особом пути мусульманских стран все выдает авторство Эссад-Бея. А сюжет — красивая, слегка надуманная, полная пышной кавказской экзотики любовь капризной грузинской княжны Нино и бакинского аристократа Али Ширваншаха, мечтающего о независимости Азербайджана и погибающего от большевистской пули. Для автора Али Ширваншах — идеальный кавказец и настоящий мусульманин: «Да, я азиат; мы азиаты, но пусть мы отсталые — зато предки учили нас не отворачиваться от пули, не стрелять в спину и не предавать друзей!»
«— Ты рад своей победе? — спросил я.
Он с отвращением сплюнул и отвечал:
— Это нельзя считать победой, ага. Вот раньше были победы! Лет сто назад победитель мог от рубить голову побежденному. Тогда очень уважали искусство. А мы разнежились, ослабели. Сейчас никто не отдаст жизнь за строчку стиха.
— А что значит быть настоящим ашугом?
— В месяце Рамазан есть таинственная ночь, она называется ночью Кадра. В эту ночь природа на час засыпает. Замирают воды в реках, злые духи не стерегут сокровищ. Можно услышать, как растут травы, перешептываются деревья. Русалки выходят из рек, а люди, зачатые в ту ночь, становятся мудрецами и поэтами. В ночь Кадра ашуг должен призвать покровителя поэтов пророка Ильяса. Пророк появляется в нужное время, дает поэту отпить из своей чаши и говорит ему: “С этого дня ты настоящий ашуг и на все в мире будешь смотреть моими глазами”. Поэту, получившему такое благословение, подвластно все, пред ним склоняют головы животные и люди, ветры и моря, потому что есть в его поэзии сила и мощь Высшей Воли, —ашуг сел на землю, закрыл лицо руками и разрыдался. — Но никто не знает, какая из ночей — ночь Кадра. Потому и не появляются настоящие ашуги.
И он ушел. Одинокий, угрюмый, молчаливый. Степной волк, живущий в зеленом раю Карабаха».
Он с отвращением сплюнул и отвечал:
— Это нельзя считать победой, ага. Вот раньше были победы! Лет сто назад победитель мог от рубить голову побежденному. Тогда очень уважали искусство. А мы разнежились, ослабели. Сейчас никто не отдаст жизнь за строчку стиха.
— А что значит быть настоящим ашугом?
— В месяце Рамазан есть таинственная ночь, она называется ночью Кадра. В эту ночь природа на час засыпает. Замирают воды в реках, злые духи не стерегут сокровищ. Можно услышать, как растут травы, перешептываются деревья. Русалки выходят из рек, а люди, зачатые в ту ночь, становятся мудрецами и поэтами. В ночь Кадра ашуг должен призвать покровителя поэтов пророка Ильяса. Пророк появляется в нужное время, дает поэту отпить из своей чаши и говорит ему: “С этого дня ты настоящий ашуг и на все в мире будешь смотреть моими глазами”. Поэту, получившему такое благословение, подвластно все, пред ним склоняют головы животные и люди, ветры и моря, потому что есть в его поэзии сила и мощь Высшей Воли, —ашуг сел на землю, закрыл лицо руками и разрыдался. — Но никто не знает, какая из ночей — ночь Кадра. Потому и не появляются настоящие ашуги.
И он ушел. Одинокий, угрюмый, молчаливый. Степной волк, живущий в зеленом раю Карабаха».
Курбан Саид (Л. Нуссенбаум). «Али и Нино» (1937 г.)
Ныне «Али и Нино» — самый известный азербайджанский роман в мире. В Азербайджане он считается национальной классикой.
Выход в свет второго романа, подписанного псевдонимом Курбан Саид, — «Девушка из Золотого Рога» (1938) — совпадает с аншлюсом. Гитлер присоединяет Австрию. Здесь уже не до авантюрных похождений: Лео бежит из Вены, оставив отца, за которым, конечно же, придут: старый Абрам Нуссенбаум закончит свои дни в Треблинке. А Лео с помощью Эзры Паунда (когда-то в Вене они посещали одни и те же салоны) перебирается в Италию. Тогда казалось, что это лучший выход. Но, словно в насмешку, судьба посылает ему, беспокойному эмигранту, вечно переезжавшему из города в город, страшную болезнь — гангрену обеих ног. Поселившись в городке Позитано, в маленьком доме, страдая от болей и невозможности передвигаться, он пишет, живя подачками сердобольных местных жителей. Ухаживать за ним приезжает только бакинская няня-немка: ее судьбу он описал в «Девушке из Золотого рога». Ей он был обязан знанием немецкого. А теперь она облегчала его последние дни. Но все равно он надеялся, что за ним пришлют хоть кого-нибудь от «великого дуче»…
Выход в свет второго романа, подписанного псевдонимом Курбан Саид, — «Девушка из Золотого Рога» (1938) — совпадает с аншлюсом. Гитлер присоединяет Австрию. Здесь уже не до авантюрных похождений: Лео бежит из Вены, оставив отца, за которым, конечно же, придут: старый Абрам Нуссенбаум закончит свои дни в Треблинке. А Лео с помощью Эзры Паунда (когда-то в Вене они посещали одни и те же салоны) перебирается в Италию. Тогда казалось, что это лучший выход. Но, словно в насмешку, судьба посылает ему, беспокойному эмигранту, вечно переезжавшему из города в город, страшную болезнь — гангрену обеих ног. Поселившись в городке Позитано, в маленьком доме, страдая от болей и невозможности передвигаться, он пишет, живя подачками сердобольных местных жителей. Ухаживать за ним приезжает только бакинская няня-немка: ее судьбу он описал в «Девушке из Золотого рога». Ей он был обязан знанием немецкого. А теперь она облегчала его последние дни. Но все равно он надеялся, что за ним пришлют хоть кого-нибудь от «великого дуче»…
Скончался Лео Нуссенбаум (он же Эссад-Бей, он же Курбан Саид) 27 августа 1942 года. Тим Рейс в своей книге рассказывает о том, как искал он могилу Лео. «Ромоло, сын караульного, показал вверх, на гору, туда, где была самая высокая точка в городе. Я силился разглядеть хоть что-то, но видел лишь небольшой клочок земли и что-то вроде крошечной церкви, нависшей над обрывом.
— Отец знал, что за мусульманином рано или поздно придут. Тут недалеко, в Салерно, был лагерь СС. Так и случилось в конце августа сорок второго. К нашему дому подъехали в тот день два больших черных седана, с удлиненным кузовом, такие были только у тайной полиции, и оттуда вышли несколько человек в шляпах — они ведь всегда ходили в таких больших шляпах. Зашли в наш дом и спросили: «Где он? Где мусульманин?» — «Опоздали, — ответил им отец, — он умер». — И показал рукой наверх, там было кладбище».
Чем была эта жизнь? Злой усмешкой муз, сперва обласкавших талантливого юношу, чтобы потом швырнуть его в адское политическое пекло века? Он трагикомический шут судьбы? Или беглец от нее? А может, он бесстрашно шел ей навстречу? Песчинка истории — жалкая, но живая и мыслящая? Авантюрист, менявший маски так ловко, что его настоящее лицо и разглядеть невозможно? Или — большой и несуразный талант, слишком рано ушедший и не сделавший всего ему предначертанного? Ему, сменившему столько личин, не суждено было совпасть с самим собою даже в смерти.
В начале 1950-х годов другой великий американец, Джон Стейнбек, понятия не имевший о существовании Нуссенбаума, посетил городок Позитано. Ему рассказали, что «около десяти лет назад в Позитано умер один мусульманин. Ему тут понравилось… Какое -то время он мог содержать себя, но потом деньги у него кончились… городские власти поддерживали его и заботились о нем. …В конце концов он умер, пожелав лишь одного: чтоб его похоронили ногами в сторону Мекки. Так и сделали. Но четыре года спустя какой-то дотошный зануда сделал важное открытие: …либо компас был неисправным, либо карта неточна. В общем, похоронили его со смещением на 28 градусов! Для городка мореплавателей событие чудовищное. И вот все жители вы шли на кладбище, его снова выкопали, поставили мусульманина на верный курс и закопали обратно!»
— Отец знал, что за мусульманином рано или поздно придут. Тут недалеко, в Салерно, был лагерь СС. Так и случилось в конце августа сорок второго. К нашему дому подъехали в тот день два больших черных седана, с удлиненным кузовом, такие были только у тайной полиции, и оттуда вышли несколько человек в шляпах — они ведь всегда ходили в таких больших шляпах. Зашли в наш дом и спросили: «Где он? Где мусульманин?» — «Опоздали, — ответил им отец, — он умер». — И показал рукой наверх, там было кладбище».
Чем была эта жизнь? Злой усмешкой муз, сперва обласкавших талантливого юношу, чтобы потом швырнуть его в адское политическое пекло века? Он трагикомический шут судьбы? Или беглец от нее? А может, он бесстрашно шел ей навстречу? Песчинка истории — жалкая, но живая и мыслящая? Авантюрист, менявший маски так ловко, что его настоящее лицо и разглядеть невозможно? Или — большой и несуразный талант, слишком рано ушедший и не сделавший всего ему предначертанного? Ему, сменившему столько личин, не суждено было совпасть с самим собою даже в смерти.
В начале 1950-х годов другой великий американец, Джон Стейнбек, понятия не имевший о существовании Нуссенбаума, посетил городок Позитано. Ему рассказали, что «около десяти лет назад в Позитано умер один мусульманин. Ему тут понравилось… Какое -то время он мог содержать себя, но потом деньги у него кончились… городские власти поддерживали его и заботились о нем. …В конце концов он умер, пожелав лишь одного: чтоб его похоронили ногами в сторону Мекки. Так и сделали. Но четыре года спустя какой-то дотошный зануда сделал важное открытие: …либо компас был неисправным, либо карта неточна. В общем, похоронили его со смещением на 28 градусов! Для городка мореплавателей событие чудовищное. И вот все жители вы шли на кладбище, его снова выкопали, поставили мусульманина на верный курс и закопали обратно!»
Монмартр, Париж
Скольких эмигрантов из послереволюционной России приютил Монмартр!.. Но семья Нуссенбаумов прожила в Париже меньше года. Должно быть, именно такой показалась ей мекка множества великих художников — неприветливый, строгий, хмурый, даже опасный и… совсем не карнавальный город