Осень 1898 года в Петербурге. В туманной мгле еле различимы здания, экипажи, люди. По Гороховой улице в извозчичьей пролетке едут два молодых хорошо одетых господина. Один из них, тот, что ниже ростом, коренастый с небольшой бородкой, вдруг, ни к кому не обращаясь, говорит отчетливо и убежденно: «Все имманентно всему!» Сидящий с ним рядом мужчина с недоумением оборачивается, и немой вопрос застывает у него на губах…

Так описывал свое научное озарение спустя 40 лет философ Николай Лосский. В своих воспоминаниях он признавался: «Я сразу почувствовал, что загадка решена, что разработка этой идеи даст ответ на все вопросы, волнующие меня <…> С тех пор идея всепроникающего мирового единства стала руководящей моей мыслью. Разработка ее привела меня в гносеологии к интуитивизму, в метафизике — к органическому мировоззрению».

В 1896 году Лосский познакомился с выдающимся мыслителем Владимиром Соловьевым, который убедил его заняться переводами классика немецкой философии Канта. Молодой ученый взялся за этот неподъемный труд и в результате перевел на русский язык сложнейший во всей европейской философии трактат Канта «Критика чистого разума». Этим переводом, впервые изданном в 1907 году (советское издание с небольшими исправлениями вышло в 1964 году), мы пользуемся и по сей день.

К окончанию университетского курса Лосским были продуманы основные идеи его оригинальной философской системы. Именно в это время случилось с ним «озарение на Гороховой улице», которое он считал важнейшим событием в своей творческой жизни. Предоставленную заграничную командировку после завершения университетского курса Лосский использовал для написания магистерской диссертации по философии. Осень 1901 года он провел в Страсбурге у неокантианца В. Виндельбанда, весной следующего года работал Лейпцигском психологическом институте В. Вундта, лето 1903 года прожил в университетском городе Геттингене, где родился его старший сын Владимир (всего у Лосских было трое сыновей и одна дочь, умершая от дифтерита осенью страшного 1918 года).

Возвратившись в Петербург, Лосский защитил магистерскую диссертацию «Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма» и приступил к систематическому изложению своей философской системы, которую он назвал «интуитивизмом». Первый вариант работы «Обоснование мистического эмпиризма» был опубликован в журнальном варианте в 1904–1905 годах, затем она вышла тремя изданиями на русском, затем в переводах на немецкий и английский языки. Эта книга вызвала неподдельный интерес среди философов и сделала Лосского известной фигурой среди тогдашних интеллектуалов-гуманитариев. Его друг и оппонент С.Л. Франк считал, что именно с этой работы Лосского «возникает специфически русская научно-систематическая философская школа».

Лосский избегал общественной деятельности, шумных собраний и многолюдных диспутов. По своему темпераменту он был кабинетным ученым и академическим преподавателем. Но во время революции 1905 года он вступил в партию кадетов, стал председателем петербургского Союза приват-доцентов, лаборантов и ассистентов.

Начало войны 1914 года застало Лосских на курорте в Швеции. С трудом перебравшись в Петербург, Николай Онуфриевич погрузился в ежедневные дела, также занимаясь вместе с семьей, гимназическими преподавателями и ученицами благотворительностью для нужд фронта. Февральскую революцию 1917 года Лосский встретил настороженно. Он издал брошюру «Чего хочет партия народной свободы (конституционно-демократическая)?» и статью «О социализме», где изложил свои политические воззрения. Он был сторонником умеренной демократии и врагом всякого радикализма. Лосского привлекали те политические силы, которые выступали за медленный эволюционный путь социального развития, за культурную работу в массах. Высшую цель для России он видел «в сложном общественном строе, сочетающем в себе <…> осуществимые стороны социалистического идеала с ценными сторонами индивидуального (частного) хозяйствования».

Пять лет, проведенные Лосским в революционном Петрограде, были истрачены на изматывающее выживание. Но было одно обстоятельство, примирившее философа с его участью: в те годы он вернулся в Православную церковь, став опять, как и в детстве, глубоко верующим христианином.

Ее основанием стала гносеология (то есть теория познания) интуитивизма. Лосский полагал, что мир есть органическое целое, а познающий субъект, индивидуальное человеческое я, есть сверхвременное и сверхпространственное существо, имманентно (то есть внутренне) связанное со всем миром. Субъект относится ко всем существам всего мира благодаря некоей интуиции. Для того чтобы предмет был не только связан с субъектом на уровне интуиции, но стал опознанным, субъект должен направить на предмет познавательные и волевые психические акты. Из состава предмета человек познает только бесконечно малую часть его. Но в своей совокупности люди могут охватить своим познанием гораздо больше, чем отдельный индивид. Таковы субстанциальные деятели: будучи носителями творческой силы, они совершают «реальные процессы» и оформляют их сообразно отвлеченным идеям.

В эмиграции интересы Лосского сместились от теоретической философии к этике, религиозно-нравственным проблемам. Свою этическую систему он называл «христианской теономной этикой любви». В Праге он также систематически занялся историей русской философии. В 1923 году в Лондоне читал лекции, посвященные Владимиру Соловьеву и его последователям, потом разрабатывал университетский курс, изложенный уже после Второй мировой войны в книге «История русской философии». Его привлекало творчество и мировоззрение Достоевского («Достоевский и христианское миропонимание», 1953).

…В конце 1935 года, находясь в Праге, Николай Онуфриевич Лосский получил письмо из Парижа. Это было послание его сына Владимира. В нем рассказывалось об одном воскресном диспуте, происходившем на Монпарнасе, в эмигрантской Религиозно-философской академии. Тема диспута была сформулирована туманно — «О свободе мысли в Церкви», хотя все причастные к этому событию понимали, о чем идет речь. На этом собрании должно было обсуждаться положение, сложившееся вокруг знаменитого и авторитетного протоиерея Сергия Булгакова, точнее, его богословского труда «Агнец Божий», основные идеи которого были осуждены указом патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), находившегося в Москве и считавшегося в эмигрантских кругах «предателем». Какое отношение ко всему этому имел малоизвестный тогда молодой историк и богослов Владимир Лосский? Да самое непосредственное! Указ митрополита Сергия основывался на докладе, написанном Владимиром и содержавшем резкую критику булгаковских богословских построений.

Зал на Монпарнасе в этот вечер был набит битком. Владимир Лосский сообщал отцу: «…Самый “диспут” был организован с тем расчетом, чтобы не дать места “диспуту”. Говорило пять официальных ораторов. Меня вынудили говорить почему-то не в конце, а после двух первых докладов, Бердяева и Зеньковского. <…> Шел среди всеобщего злобного любопытства и нелестных эпитетов, сохраняя каменное спокойствие. <…> Я говорил с трудом, чувствуя враждебное нежелание понять со стороны всего зала. Кончив, вернее скомкав свое изложение <…>, я встал при гробовом молчании. Одна только какая-то старая дама стала громко и демонстративно аплодировать». Богословский диспут окончился скандалом. Профессор Б.П. Вышеславцев набросился на сторонника Лосского, Максима Ковалевского, и стал его избивать. «Максим встал очень бледный, по лицу текла кровь».

Однако завершить учебу в Петрограде у Владимира не получилось. Его отец, изгнанный из университета и подвергшийся репрессиям, должен был по постановлению Петроградской ЧК в 1922 году покинуть пределы РСФСР. Вместе с ним в эмиграцию отправились три его сына. Владимир продолжил образование в Праге, где осела вся семья Лосских. Окончив курс на философском факультете Карлова университета, где Владимир занимался в семинаре великого византиниста академика Н.П. Кондакова, молодой Лосский решил перебраться в Париж. Его отец вспоминал: «Однако полного удовлетворения Прага ему не давала, ему хотелось закончить свое образование в Сорбонне, и в 1924 году он уехал в Париж». Там Владимир слушал лекции французских медиевистов Фердинанда Лота и Этьена Жильсона.

Через три года, оканчивая курс Сорбонны, Владимир собирался уже приступить к написанию диссертации о средневековых коммунах в Провансе, но понял, что его без остатка захватила христианская философия Средних веков. Он взялся за исследование о Мейстере Экхарте, монахе-доминиканце, одном из наиболее ярких представителей средневековой мистики. В его учении, тесно связанном со схоластической традицией университетской теологии XIII века, прослеживаются многие положения античных неоплатоников — Прокла, Плотина, а также некоторые идеи апофатического богословия Дионисия Ареопагита, которыми впоследствии так увлекся Лосский.

В Париже в середине 1920-х годов шла бурная интеллектуальная жизнь. Французская столица стала на тот момент фактически центром мировой религиозной мысли. Владимир Лосский посещал знаменитый «коллоквиум» в доме Н.А. Бердяева, жившего в Кламаре. На этих встречах-дискуссиях присутствовали ведущие христианские мыслители того времени Г.В. Флоровский, Б.П. Вышеславцев, М.И. Лот-Бородина, Евграф Ковалевский, В.В. Зеньковский, философы Габриэль Марсель, Эммануэль Мунье, Морис де Гандийак, Жак Маритен и другие.

В 1925 году Лосский вступил в братство Святого патриарха Константинопольского Фотия, который в IX веке первым указал на ересь филиокве у латинян, и даже стал его председателем. Это братство создавалось с оглядкой на средневековые рыцарские ордена со своей системой присяги, иерархией: «Братство есть дисциплинированное общество православных христиан, объединенных для защиты Церкви и Торжества Вселенского Православия», — указывалось в пункте 1 устава братства. Как полагали его члены, это сообщество было призвано не разъединять христиан, а способствовать диалогу между ними, это был жест русских эмигрантов, демонстрирующих любовь к Западу, стремление открыть французскому христианину его древние забытые православные корни, показать, что православие — не просто историческая форма христианства на Востоке, но «непреложная истина». Отсюда интенсивное изучение западной литургической традиции, создание проекта Галликанской (Французской) Православной церкви, которому, к сожалению, так и не суждено было осуществиться.

Лосский также принимал активное участие в организации первого франкоязычного православного прихода, расположенного на улице Сент-Женевьев в Париже.

В 1928 году Владимир Николаевич обзавелся семьей. Его женой стала Магдалина Шапиро, с которой Лосский познакомился на семинарах Русского студенческого христианского движения (РСХД). Девушка была из культурной еврейской семьи, по материнской линии она приходилась двоюродной сестрой известному филологу академику В.М. Жирмунскому и дальней родственницей советскому писателю Юрию Тынянову. Молодоженов венчал в церкви Сергиевского подворья митрополит Евлогий (Георгиевский), он же перед этим крестил невесту. «Магдалина была живая, шустрая, убежденная, быстрая, прямая, правдивая», — вспоминал митрополит Антоний Сурожский, друживший с этой семьей. У супругов родилось четверо детей: Николай, Иван, Мария и Екатерина.

Рубежным в судьбе Лосского можно считать 1935 год, когда он вместе с другими членами братства Св. Фотия (фотиевцами) принял участие в дискуссии, начавшейся вокруг трудов протоиерея Сергия Булгакова. Мало кому известный бакалавр философии осмелился выступить с резкой критикой богословских воззрений такого авторитета в кругах эмиграции, как о. Сергий Булгаков. Лосский обоснованно указывал на опасность так называемой софиологии, начало которой положил Владимир Соловьев. Молодой богослов заявлял, что главная ошибка отца Сергия состоит в том, что он допускает в догмат о Трех Лицах Св. Троицы некое четвертое Лицо — Софию Премудрость Божию. Первоначально Булгаков осторожно трактовал Софию как идеальный образ мира, но потом начал утверждать, что София — это «неипостасная» природа Божества, некая «женственность в Боге», что сразу выдавало корни таких воззрений — гностические учения поздней Античности, ставшие впоследствии основой многих средневековых да и современных ересей.

После того самого памятного диспута, обернувшегося скандалом, Владимир Николаевич Лосский стал персона нон грата в русской православной общине Парижа. Его брат Борис вспоминал: «Одно время казалось даже вероятным, что следствием “благородного негодования” идеологических противников моего брата могла быть потеря его заработка, на который с трудом существовала его семья, где ожидалось рождение четвертого ребенка». Все эти события привели к тому, что семья Лосского практически прекратила общение с русскими соотечественниками. В 1939 году Владимир Николаевич стал гражданином Франции, что формально закрепило его решение порвать с русской эмиграцией и вой ти в парижские интеллектуальные круги. Он связал свою карьеру с Сорбонной и Этьеном Жильсоном, крупнейшим французским теологом-неотомистом. Парадоксально, что выдающийся православный богослов XX столетия Владимир Лосский писал основные труды по-французски и выпускал книги по просьбе своих инославных друзей — католиков и протестантов.

В послевоенное лето 1947 года Владимир Николаевич стал постоянным участником ежегодной конференции англикано-православного содружества имени Св. Албания и преподобного Сергия Радонежского в Абингдоне (Англия). Его друзья подготовили английское издание «Очерка мистического богословия Восточной Церкви».

В середине 1950-х годов Лосский получил мировое признание. Он участвовал в крупнейших патрологических конференциях: Августиновском конгрессе 1954 года в Париже и Второй международной конференции по патристическим исследованиям 1955 года в Оксфорде, закрепивших его репутацию крупнейшего православного богослова.

Летом 1956 года, спустя 34 года после того, как он был вынужден вместе с отцом покинуть Россию, Лосский по приглашению Московской патриархии в составе группы представителей Западноевропейского экзархата Русской православной церкви посетил Москву, Киев, Ленинград и Владимир. Его сопровождали о. Василий Кривошеин и оксфордский профессор князь Димитрий Оболенский. Лосский-старший отметил в своих воспоминаниях: «Особенно сильное впечатление произвело на меня письмо Владимира [из СССР], которое он озаглавил “Встреча с русским народом”».

Смерть настигла Владимира Николаевича неожиданно. Он скончался от сердечного приступа в Париже 7 февраля 1958 года в день, когда отмечалась память Cв. Григория Богослова, отца Церкви и духовного поэта. Этьен Жильсон сказал кратко о своем друге: «Тайна Лосского» состояла в том, «чтобы быть среди нас самим воплощением христианского духа».