Наум Коржавин — легенда своего поколения. Люди цитировали его стихотворные строчки, порой даже не зная имени автора. В памяти читателей он навсегда останется поэтом, настойчиво пытавшимся понять судьбу России, соотнести с ней свою систему жизненных ценностей. В программной статье «Опыт внутренней биографии», написанной в августе — сентябре 1968 года и опубликованной спустя 45 лет в сборнике «В защиту банальных истин», Коржавин рассказывает, как изживал в себе сначала пламенного мирового революционера, а затем влияние сталинизма: «Вообще, тогда в моей душе господствовали две стихии — Революция и Россия».

Наум Коржавин (Эммануил Моисеевич Мандель) родился 14 октября 1925 года в Киеве. Отец его был переплетчиком, а мать — зубным врачом. Эмка (так, сокращая его, внука цадика, библейское имя, называли Коржавина близкие) с детства писал стихи, которые в школьные годы были отмечены вниманием Николая Асеева и Ильи Эренбурга. В юности волнующей его темой становится революция. Он ощущал себя наследником великих перемен, «скорбел о том, что революция подменена». В начале войны с родителями жил в эвакуации в Челябинской области, где в 1942 году окончил школу-десятилетку. В армию не попал по причине сильной близорукости и в 1944 году решил поступать в московский Литературный институт, в котором начал учиться годом позже.

В 1960-х годах Коржавин выступал в защиту «узников совести» Даниэля и Синявского, Галанскова и Гинзбурга, за обсуждение письма Александра Солженицына «IV Всесоюзному съезду Союза советских писателей», против существовавшей в СССР цензуры. Острой сатирой поэт откликался на ситуацию в мире и в стране: стихи, посвященные венгерским событиям и «пражской весне», распространялись в самиздате («Баллада о собственной гибели», 1956; «Судьба считает наши вины», 1968; «Памяти Герцена, или баллада об историческом недосыпе», 1969). Все это привело к тому, что Коржавина запретили публиковать. А к началу 1970-х годов остро встал вопрос об эмиграции: поэта «вели» свидетелем по делу о самиздате. Тогда же стихи Коржавина были напечатаны в журнале «Грани» издательства «Посев» (НТС). Опальный поэт не хотел покидать Родину, мучился, негодовал:

Иль впрямь я разлюбил свою
страну? —
Смерть без нее и с ней мне жиз-
ни нету.
Сбежать? Нелепо.
Не поможет это…

(1972)

Однако в 1973 году, после очередного допроса, Коржавин подает заявление на выезд. И в 1974 году он обосновывается в Бостоне, в США.

Наум Коржавин в эмиграции, как всегда и везде — и в Москве, и в ссылке, — остается верным себе: внимательно наблюдает, что происходит на Родине, размышляет о ее трагическом прошлом и исторической судьбе. Почти во всех коржавинских стихах периода эмиграции видна его неразрывная связь с Россией, сквозит чувство вины и покаяние. Так, в сборнике «Времена» поэт впервые печатает знаменитую поэму «Наивность», которая ярко демонстрирует тягу к правдоискательству, к размышлениям о природе нравственного. Мучительно осмысляя роль личности в истории России, он восклицает:

Грех кровь пролить из веры
в чудо,
А кровь чужую — грех вдвойне.
А я молчал…
Но впредь — не буду:
Пока молчу — та кровь на мне.

А на начало военной операции в Афганистане откликается «Поэмой причастности» (1981–1982):

«Мы!» — твержу самовольно,
Приобщаясь к погостам,
От стыда и от боли
Не спасет меня Бостон…
Мы!.. Сбежать от бесчестья —
Чушь… Пустая затея…
Мы виновны все вместе
Пред Россией и с нею.

Поэт с горечью описывает свою эмигрантскую судьбу, иногда прибегая к трагическим метафорам, сравнивая себя с «китом на песке» («В американском доме творчества»), порой прямо говоря о «чужой свободе» («Здесь чужою свободой // Щедро я наделен»), признаваясь: «Все равно не хватает // Мне свободы своей». Тем не менее он по-прежнему полон решимости «…быть в чужой стране // Самим собой».

Можно предположить, что именно это стремление меняться вместе с жизнью в поисках ее смысла и привело стихийного безбожника к принятию христианской веры. Если в стихотворении «Церковь на Нерли» (1954) поэт говорит о глубокой непоказной вере предков:
И глядишь доступно и строго,
И слегка синеешь вдали…
Видно, предки верили в Бога,
как в простую правду земли, —
то позже, в эмиграции, он прямо обращается к Богу: «Прошу покоя у Тебя, Господь» (1974). Спустя два десятилетия, в 1991 году, во время одной из поездок в Москву Коржавин принял таинство крещения. «И то, что я недавно крестился, — поделится он с читателями в своих мемуарах, — естественный итог всей моей жизни» (мемуары «В соблазнах кровавой эпохи»).

Коржавин — один из первых поэтов-эмигрантов, чьи стихи стали публиковаться в советских журналах в перестроечное время — с 1988 года, а его первый сборник, изданный на Родине в эпоху гласности, назывался «Письмо в Москву» (библиотека «Огонек», № 37, 1991). Потом одна за другой стали выходить его книги: стихотворные сборники «Время дано» (1992), «К себе» (2000), «Стихи и поэмы» (2004), «На скосе века» (2008), сборник критических статей «В защиту банальных истин» (2003) и книга воспоминаний «В соблазнах кровавой эпохи» (2005).

Коржавин приехал в Москву после 13 эмигрантских лет осенью 1989 года. Столица встретила любимого поэта с радостью и готовностью к сотрудничеству. Потом приезды повторялись неоднократно. Его награждали высокими литературными премиями. Обаятельная искренность, неизменная верность себе, легендарная трезвость ума и неиссякаемость таланта Наума Моисеевича всегда вызывали благодарность и любовь его читателей. «Трезвость эта, — писал полвека назад Коржавин в обращении к читателям «закордонного» сборника «Времена», — относится не только к ощущению политической или исторической реальности, а прежде всего к трезвому ощущению шкалы человеческих ценностей и извечной трагедии жизни».

О необходимости этого трезвого взгляда на себя и на жизнь поэт писал еще в середине прошлого века в знаменитом «Вступлении в поэму», звучащем сегодня как напутствие:
Время дано.
Это не подлежит обсужденью.
Подлежишь обсуждению ты,
разместившийся в нем.
Скончался Наум Коржавин 22 июня 2018 года в Дареме (штат Северная Каролина, США). Его
прах захоронен в Москве, на Ваганьковском кладбище.