«Скрещивать вздумал Россию с Германией…»
Лев Зиновьевич Копелев
(1912–1997)
Беседа с Г. Бёллем у Кёльнского собора

На протяжении многих лет Лев Копелев дружил со знаменитым немецким писателем Генрихом Бёллем. В 1979 году Копелев и Бёлль даже дали совместное интервью «Почему мы стреляли друг в друга?», опубликованное в журнале «Синтаксис»
ВАЖНЫЕ СОБЫТИЯ
27 марта (9 апреля) 1912 г. — родился в Киеве
1929 г. — первый кратковременный арест
1933 г. — поступление в Харьковский университет
1941 г. — защита кандидатской диссертации; отправка на фронт с началом Великой Отечественной войны
1943 г. — награждение орденами Красной Звезды и Отечественной войны 2-й степени
1945 г. — арест; приговор к 10 годам лагерей
1954 г. — освобождение из заключения
1977 г. — выступление в поддержку А.Д. Сахарова
1980 г. — выезд в Германию, последующее лишение гражданства СССР
1990 г. — возвращение гражданства
18 июня 1997 г. — скончался в Кёльне

Л.З. Копелев. 1930 г.

Копелев Лев Зиновьевич (Залманович) (1912–1997), наверное, знаком далеко не каждому россиянину. Относительно широкую известность он имеет среди военных историков, занимающихся Великой Отечественной войной: как и А.И. Солженицын, он был арестован в 1945 году за критику жестокого отношения к мирным жите-лям в Восточной Пруссии, проявленного красноармейцами, а ссылки на Копелева используются теми, кто всеми силами стремится развенчать подвиг советского солдата (сам Лев Зиновьевич был далек от этой цели). Перед нами не просто писатель и диссидент, но и известнейший (преимущественно в Германии) деятель культуры и мыслитель, чья автобиографическая трилогия «Хранить вечно», «И сотворил себе кумира», «Утоли моя печали» содержит в себе глубокий анализ сущности сталинской тоталитарной системы, готовой положить жизнь человека во имя служения великой цели. Его рассуждения перекликаются с идеями как представителей Франкфуртской школы (осмыслявших проблемы тоталитаризма и свободы), так и философа-феноменолога Э. Левинаса (кстати, также еврея, в молодости увлекавшегося левыми воззрениями и прошедшего через лагеря). Общей является проблема отчуждения человека социальной системой, когда гуманистический идеал предан забвению, а человек (со всеми его слабостями, чувствами, идеями) помещается в прокрустово ложе социальных категорий. Тем самым Копелев один из тех многочисленных мыслителей, которые выступали против поиска и следования «объективным социальным законам» (будь они социальные, расовые или национальные), призывая к тому, чтобы повернуться к самому человеку.

Л.З. Копелев родился в Киеве в семье агронома. Летние месяцы он проводил в среде немцев-колонистов, где и выучил немецкий язык. В 1926 г. вместе с родителями переехал в Харьков. Его детство и отрочество пришлось на 1920-е годы — период становления советской власти, когда левые идеи построения светлого социалистического будущего владели умами широкой интеллигенции, а вырождение социализма в тоталитаризм представлялось невозможным. Как и многие молодые люди того времени, Копелев был человеком увлекающимся. Он иск ренне верил в коммунистическую идею (даже став диссидентом, он имел репутацию левого) и необходимость отвергать самого себя во имя служения всеобщему благу. Карьеру Копелев начал с работы токарем, затем стал журналистом на заводе. Как и многие другие юноши, Копелев был идеалистом-коммунистом, участвовал в распространении оппозиционных материалов, ходил даже с листовками в поддержку троцкистов (большевиков-ленинцев). За это его арестовали, однако вскоре передали на поруки отцу.
Л.З. Копелев. Август 1941 г.
В 1930-е годы он участвовал в раскулачивании, затем вместе с продотрядами выискивал зерно у голодающих крестьян. В автобиографическом романе «Хранить вечно» он так описывал те годы: «Тогда я был уверен: цель оправдывает средства. Наша великая цель — всемирное торжество коммунизма, и ради нее можно и нужно идти на все: лгать, грабить, уничтожать сотни тысяч, даже миллионы людей, — всех, кто мешает или могут помешать, всех, кто оказывается на пути. […] Так рассуждал я и все подобные мне. Даже тогда, когда я сомневался, когда верил Троцкому и Бухарину, когда видел, как проводили сплошную коллективизацию, как окулачивали и раскулачивали, как беспощадно обирали крестьян зимой 1932/33 года, ведь и сам участвовал в этом, ходил, рыскал, искал спрятанный хлеб, железным щупом тыкал в землю — где “рушеная”, где яма с хлебом? — и выворачивал дедовские скрыни, и старался не слушать, как воют бабы, как визжат малыши… Тогда я был убежден, что вершу великую необходимость социалистического преобразования деревни, что им же потом лучше будет, что их горе, их страдания — от их же собственной несознательности или от происков классового врага, что те, кто меня послали — а с ними и я, — лучше самих крестьян знаем, как им нужно жить, что сеять и когда пахать…»
В 1933 году он поступил в Харьковский университет, через два года перевелся на факультет германских языков Московского института иностранных языков. После окончания остался там преподавать. В 1941 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Драматургия Шиллера и проблемы французской революции».

С началом Великой Отечественной войны Копелев ушел на фронт. Поскольку он знал немецкий язык, то стал пропагандистом и переводчиком. Среди его задач были и участие в допросах, подготовка диверсионных групп и пропаганда (например, через громкоговоритель он призывал немцев к сдаче в плен). Копелев получил чин майора административной службы, а в 1943 году был награжден орденами Красной Звезды и Отечественной войны 2-й степени.
«Теперь я понимаю, что моя судьба, казавшаяся мне нелепо несчастной, незаслуженно жестокой, в действительности была и справедливой, и счастливой. Справедливой потому, что я действительно заслуживал кары — ведь я много лет не только послушно, но и ревностно участвовал в преступлениях — грабил крестьян, раболепно славил Сталина, сознательно лгал, обманывал во имя исторической необходимости, учил верить лжи и поклоняться злодеям. А счастьем было то, что в годы заключения избавили меня от неизбежного участия в новых злодеяниях и обманах. И счастливым был живой опыт арестантского бытия, ибо то, что я узнал, передумал, перечувствовал в тюрьмах и лагерях, помогло мне потом. Вопреки рецидивам комсомольских порывов, вопреки новым иллюзиям и новым самообманам 50-х и 60-х годов, пусть годы спустя, но я все же постепенно освободился от липкой паутины изощренных диалектических умозрений и от глубоко заложенного фундамента прагматических революционных силлогизмов, от всего, что и самого доброго человека может превратить в злодея, в палача, от поклонения идеям, которые, “овладевая массами”, становятся губительными для целых народов».

Л.З. Копелев. «Хранить вечно» (1975 г.)

В апреле 1945 года его арестовали, обвинили в сочувствии врагу и пропаганде буржуазного гуманизма — так расценили его протесты против жестокого отношения к мирным жителям Восточной Пруссии. Л.З.Копелев отрицал право советских солдат на месть, полагая, что мирные жители Германии не должны подвергаться насилию, которому нет оправдания. И это несмотря на то, что в войне погиб его брат, а многие члены семьи сгинули в Бабьем Яре.

В автобиографическом романе он писал, что одной из причин обвинения был личностный конфликт с начальством, а все обвинения являлись надуманными. Копелев был приговорен к 10 годам. Содержался в Унжлаге, был бригадиром, после — медбратом (полученные навыки лечения потом не раз пригождались в гражданской жизни). В лагере он познакомился и с А.И. Солженицыным, став прототипом Рубина в романе «В круге первом».

Копелев в отличие от Солженицына и многих других диссидентов и заключенных действительно придерживался левых взглядов, однако вовсе не был, как герой романа, фанатиком-ленинцем. Сам он следующим образом оценил свое заключение: «Теперь я понимаю, что моя судьба, казавшаяся мне нелепо несчастной, незаслуженно жестокой, в действительности была и справедливой, и счастливой. Справедливой потому, что я действительно заслуживал кары — ведь я много лет не только послушно, но и ревностно участвовал в преступлениях — грабил крестьян, раболепно славил Сталина, сознательно лгал, обманывал во имя исторической необходимости, учил верить лжи и поклоняться злодеям. А счастьем было то, что в годы заключения избавили меня от неизбежного участия в новых злодеяниях и обманах».
«Понадобилось много лет и множество новых разбитых иллюзий, новых опровергнутых самообманов для того, чтобы я, наконец, начал понимать, что мои обвинители были по существу правы, что все мои попытки цепляться за букву доктрин, за идеалы, которые оказались безнадежно чуждыми действительности, были и впрямь последствиями интеллигентского, “мелкобуржуазного” воспитания».

Л.З. Копелев. «Хранить вечно» (1975 г.)

Копелева освободили в 1954 году, только после смерти Сталина. Вскоре после этого его реабилитировали и восстановили в КПСС. Хрущевская «оттепель» давала ему возможность возвратиться в жизнь. Он преподавал в Полиграфическом институте, работал научным сотрудником в Институте истории искусств.

Все изменилось с приходом Брежнева и началом политики «закручивания гаек». За подписание писем в поддержку диссидентов и протесты против вторжения в Чехословакию он был исключен второй раз из партии, выгнан из Союза писателей, а в середине 1970-х годов ему вообще запретили преподавать и печататься. Для советской системы он был откровенным врагом: дружил с немецким писателем Генрихом Бёллем (первая встреча состоялась в 1962 году в Москве; его антитоталитарный пафос произведений тогда импонировал многим интеллигентам), восхищался западной демократией, выступал с обличительными статьями в германской прессе. В отличие от многих других советских интеллигентов он не любил западных консерваторов, что, впрочем, не мешало ему быть в центре жизни диссидентской Москвы. Жил же он трудом «литературного негра»: писал кандидатские диссертации за искусствоведов из южных республик. Тогда же он написал известную автобиографическую трилогию, поражающую «толстовским» масштабом: «Хранить вечно», «И сотворил себе кумира», «Утоли моя печали». Более того, уже в 1970-е годы он был хорошо известен за рубежом и особенно в Германии как ученый-германист и филолог, специалист по немецкой литературе. В 1973 году в Германии вышла его книга о русско-немецких литературных связях.
«Хочу верить, что память людей и народов можно очистить от лжи всех кумирен, от жестоких предрассудков, от инстинктов мести и безрассудного эгоизма — личного и сверхличного: партийного, церковного, националистического… И тогда наши дети и внуки постепенно обретут пока еще редкую способность извлекать уроки из прошлого. История учит не доверять больше тем откровениям, утопиям, идеологиям, которые, суля всеобщее блаженство, возвещают один-единственно возможный и потому для всех обязательный путь к этому блаженству. Вопреки чудовищному безумию, вопреки самоубийственно-гибельным силам, владеющим сегодня моей родиной и значительной частью земли, я надеюсь, что в будущем веке и мои соотечественники, и все люди в мире будут жить лучше, разумнее, чем жили мы и наши предки. В этой надежде для меня главный смысл жизни. Его питают не какие-либо сверхреальные божественные истоки и не мнимо-реальные кладези научного глубокомыслия, а простая вера в человека».

Л.З. Копелев. «И сотворил себе кумира» (1976 г.)

Переломным оказался 1977 год, когда Копелев в открытую выступил в поддержку опального академика А.Д. Сахарова, после чего последовали вызовы в КГБ. В 1980 году Копелев по приглашению Г. Бёлля выехал в Германию вместе с женой, где и остался, будучи лишенным советского гражданства спустя всего несколько месяцев после выезда. Здесь он стал профессором Вуппертальского университета, где занялся реализацией крупного научного проекта, посвященного русско-германским культурным связям «Западно-восточные отражения: русские и Россия глазами немцев; немцы и Германия глазами русских». Это был 12-томник, посвященный тысячелетней истории узнавания русскими и немцами друг друга.

Хотя Копелев был близок к культуре Германии (настолько, насколько и каждый германист), в душе он оставался русским, и чужбина тяготила его. В 1989 году ему разрешили посетить столицу СССР, а в 1990-м М.С. Горбачев вернул Копелеву советское гражданство. Сам Копелев поначалу стал на летние месяцы приезжать в Москву, однако вернуться на Родину ему так и не удалось: сказались и напряженная работа в Германии, и возраст. Умер он в Кёльне в 1997 году.
В завершение статьи мы процитируем проникновенные стихи В.Н. Корнилова, поэта и друга Л.З. Копелева, написанные вскоре после его смерти.
То ли изгнание, то ли отечество,
То ли отечество, то ли изгнание…
Боготворима им чуть не
с младенчества
Бывшая наша врагиня — Германия.

Пуганый он, а как будто непуганый,
И оттого-то в его биографии,
Мало продуманной, вдоволь
запутанной,
Много истории и географии.

Он заслонял собой то, бичуемо,
Не отступался, в «шарашке»
задраенный,
А как безумный, подобно Мичурину,
Скрещивать вздумал Россию
с Германией.

Истины не отличивши от вымысла,
Не оставлял ни стараний, ни рвения,
Из небытья его это и вынесло,
И вознесло, и спасло от забвения.

…Ну а Россия — по-прежнему
здешняя,
Да и Германия — все еще дальняя…
Так и остыла затея безгрешная,
Сразу печальная и виртуальная.

Достопримечательности Кёльна


После лишения советского гражданства Лев Копелев оставшуюся жизнь прожил в Германии, в Кёльне, где стал почетным доктором философии Кёльнского университета. После его смерти в Кёльне был создан фонд Льва Копелева и открыт посвященный ему музей